Затопленный город Кер-Ис

[Дмитрий Крамер]

Автор: Дмитрий Крамер
Беты (редакторы): wasted time, Ayra Ledde
Фэндом: Ориджиналы
Рейтинг: PG-13
Жанры: Слэш (яой), Ангст, Драма, Фэнтези, Мистика, POV, Hurt/comfort, Мифические существа
Предупреждения: Смерть персонажа
Размер: Мини, 9 страниц
Кол-во частей: 3
Статус: закончен

Описание:
Даже в самый сильный шторм, когда ветер и волны готовы были сломать борта, с его юного лица не исчезала хулиганская, веселая улыбка. Будто он кидал вызов самому морскому дьяволу, взывал, усмехаясь: "Ну же, возьми меня, если сможешь!". В такие минуты я, глядя, как вздуваются вены на его руках, как напрягаются мышцы, понимал, что никогда не буду никого любить больше, чем Танги.

Часть 1
Я родился здесь, на каменистых берегах острова Уассен, в Арморике. Именно так в древности называли эти раскинувшиеся в северной части Европы земли, омываемые Ла-Маншем. Со времен зарождения мира здесь круглый год дуют холодные, пронизывающие насквозь ветра, а ледяные волны бьются о ребра валунов. Народ, которому я принадлежу - бретонцы - в основном моряки, ежедневно отправляющиеся в самую пучину на своих утлых суденышках. Наш остров живет за счет рыболовства, потому что почва слишком скудная, и едва ли на ней что-то вырастет, как ни старайся.
Мы добровольно вверяем себя морю, а значит, смерти. И море собирает с нас каждый год свою жуткую дань. Погибший в волнах умирает по своей воле, поэтому обречен на вечное покаяние. И дай бог, если пучина возвращает острову тело несчастного, прежде чем его сожрут морские твари. Хуже, если утопленник навечно остается на дне. Тогда, чтобы спасти его душу, мы устраиваем "проэллу". Небольшая инсценировка - фальшивые похороны того, чье тело осталось в объятиях морского дьявола.
В нашей деревне все всё знают друг о друге до мелочей. Вплоть до того, что происходит в соседнем домишке. В Уассене не бывает секретов. Чужие глаза повсюду, и едва ли когда-то это было плохо. Общие праздники, общее горе.
Я уже два десятка лет жил со своей Жанной, полной, немного раскосой и горячей, как каравай, испеченный до восхода солнца. Бог не обделил нас детьми. Всего восемь, и еще трое умерли сразу после рождения, едва окрещенные отцом Жаком.
Наш дом никогда не покидала гармония. Жили мы ладно, я не таил секретов от Жанны, кроме одного, который я никогда не выдам, даже под страхом гибели своей души.
Танги, сын Маргариты, моей младшей сестры по отцу, жившей рядом с моим домиком. Как получилось, что я, познавший холод и ужасы бури, споривший за жизнь с самим водным дьяволом, до срока поседевший, но не растерявший силу в руках, не мог смотреть в глаза собственному племяннику?
Ему было лет восемнадцать, когда я понял, что хожу к сестре только для того, чтобы лишний раз его увидеть, что я стремлюсь выходить в море только с Танги, и счастлив прикоснуться к нему, обхватить за грудь, чтобы не позволить свалиться в пучину, когда море слишком штормит. Хотя мальчишка никогда не нуждался в моей помощи. Сильный, загорелый, со светлыми, озорными глазами, он вырос непоседой, баловнем. Все девушки деревни, казалось, были влюблены в него. А он был влюблен в море. Не было случая, чтобы он чего-то испугался. Даже в самый сильный шторм, когда ветер и волны готовы были сломать борта, с его юного лица не исчезала хулиганская, веселая улыбка. Будто он кидал вызов самому чёрту, взывал, усмехаясь: "Ну же, возьми меня, если сможешь!". В такие минуты я, глядя, как вздуваются вены на его руках, как напрягаются мышцы, понимал, что никогда не буду никого любить больше, чем Танги.
Чувствовал ли он, что я на самом деле к нему испытываю? Понимал ли? Иногда он вопросительно оглядывался на меня, когда замечал, что я слишком долго не отвожу взгляда от его загорелого тела.
Мужественность Танги не позволяла допустить и мысли, что в моем сердце найдется место для преступного влечения, а я старался похоронить это в себе, понимая, что даже чья-то догадка принесет мне гибель. Я пытался убить раздирающие внутри чувства, но образ племянника не покидал меня. Ноги сами несли меня туда, где мог быть мальчишка.
Однажды на закате я увидел, как Танги раскидывал сети перед приливом, и подошел к нему, чтобы помочь. Он тряхнул волнистыми, выгоревшими на солнце волосами и, щурясь на закат, бедно окрашивавший воду бордовым, произнес:
- Дядя Франсуа, вы же много повидали, верно?
- Жил я много, а повидал не больше остальных, - усмехнулся я, привязывая сети к вбитым в дно колышкам.
- Вы в молодости служили на торговом судне, - возразил мальчишка, и я невольно усмехнулся, поразившись, что он осведомлен о том, что произошло еще до его рождения.
- Было, ходил.
- А вы видели Кер-Ис? Говорят, он красив, как это солнце.
- Люди много чего говорят. Да не видел его никто.
Танги замолчал, и я тоже, задумавшись о предании, которое вспомнил мальчишка. Редкий бретонец не интересовался историей гибели старинного города, столицы Арморики.
Мы закончили с сетями, когда племянник заговорил снова, хотя обычно, зная мою скупость в словах, он предпочитал из такого молчуна как я ничего не вытягивать, ища собеседника словоохотливей. Но, видимо, уж слишком заинтересовал его затопленный много лет назад город.
- Вы знаете все легенды Бретани.
- Льстишь, - усмехнулся я, глядя, как исчезает краешек солнца за кромкой моря.
- Нет, вы много где были и всякое слышали.
- Всякое слышал. А что из этого правда, я не знаю.
- Расскажите, прошу вас, - Танги упрямо настаивал, и я сдался.
- Расскажу, хоть и не люблю праздное пустословие, - мы поднялись по скалистому берегу, и я продолжил. - По преданию, Кер-Ис стоял на берегу, защищенный плотиной. Это был самый красивый город мира, древняя столица Бретани, то есть Арморики. Он стоял на пересечении торговых путей, и корабли со всех уголков света везли ему шелк, вина и золото.
- Говорят, он был похож на рай! - глаза Танги загорелись, и он, перебив меня, начал сам взахлеб рассказывать всё, что слышал до этого. - Там всегда был вечный праздник, играла музыка, там были красивые ласковые девушки, и они никогда не отказывали. А еще еда стояла прямо на улице, на столах. Ешь, не хочу!
Возбуждение Танги вызвало у меня улыбку. Какой же он мальчишка.
- Да, этот город утонул в грехе, как ты точно заметил.
- Нет, я имел в виду... - племянник хотел продолжить мысль, но оборвал сам себя на полуслове. Спорить со мной - значило продемонстрировать непочтение к старшему родственнику. А я всё-таки был самый главный в роду в силу возраста.
- Горожане только веселились, но не славили Господа, - строго произнес я. Танги кивнул, глядя под ноги.
- Поэтому Кер-Ис затопили?
- Может быть, - я пожал плечами. - Там запутанная история. Плотина, оберегавшая город, закрывалась на ключ. Он был единственным, и висел на золотой цепочке на шее короля Дахута. По легенде, однажды его прекрасная дочь пробралась в спальню к дремлющему монарху, выкрала ключ и открыла плотину. Вода залила город, Кер-Ис погиб.
- А зачем она это сделала?
Я пожал плечами.
- Кто-то говорит, что она купилась на уговоры Сатаны, представшем перед ней в образе красивого юноши. Другие утверждают, что девушка хотела впустить в ворота своего возлюбленного.
- Так ворота и плотина это разные вещи! - воскликнул Танги, переводя на меня пылающий негодованием взгляд.
- Кто же поймет этих девушек. Особенно принцесс. Кстати, Градлона бы спаслась, но вмешалось само небо. Когда вместе с королем они мчались на волшебных конях над водной гладью, перед ними возник ангел. Он преградил дорогу обоим и потребовал у отца сбросить девушку вниз, как виновницу трагедии. Дахуту ничего не оставалось делать, как подчиниться.
- И Градлона утонула?
- Утонула, - я скупо кивнул, - но не погибла. Ее тело обрело рыбий хвост, она стала русалкой. С тех пор прошло несколько сотен лет, но легенда гласит, что души погибших горожан не отправились к Господу, а навечно остались под толщей воды. И до сих пор каждый житель занят тем же делом, что и в момент, когда Кер-Ис поглотила волна. Старухи по-прежнему вяжут, торговцы подзывают народ к прилавкам, стражи стоят возле ворот дворца, а в соборе служат мессу. И лишь принцесса Градлона, погубившая самый прекрасный город мира, в образе русалки плавает над ним, презренная жителями и Богом. Одинокая.
Танги замолчал, поглощенный рассказанной мною историей. Стремительно темнело, мы уже подходили к деревне, и я, чувствуя тревогу своего собеседника, произнес:
- Почему ты спросил про Кер-Ис?
- Его можно воскресить.
- Какая тебе печаль до этого?
Танги не ответил. Я видел, как сосредоточено его обветрившееся лицо, но в душу лезть не стал, решив, что мальчишеские фантазии его оставят и так, по мере взросления. Мы разошлись по домам, не прощаясь.

@темы: слэш, ориджиналы

Comments

[Дмитрий Крамер]

Часть 2
С момента нашего разговора прошло несколько дней. Я видел племянника каждое утро, но он не был весел. О чем он мыслил? Где потерял свою обычную жизнерадостность?
Однажды, на Сретение Господне, с вечера непогодилось. Ветер не утихал, и сквозь его гул до деревни доносились звуки, напоминающие звон колоколов огромного собора. Это Кер-Ис предупреждает о скорой буре, а это значило, что выходить в море опасно - погибнешь.
Я сидел в своем домишке рядом с Жанной, снова думая о затонувшем городе. Моя говорливая женушка как обычно пересказывала все сплетни деревни, а я, бездумно ей кивая, раз от раза проигрывал в голове разговор с Танги, вспоминая обо всех способах спасения Кер-Иса.
Если верить рассказам путешественников, древнюю столицу можно воскресить двумя способами.
Надо дождаться дня, когда Кер-Ис на несколько часов поднимется на поверхность, отправиться на его рыночную площадь и что-либо там купить, хотя бы на один франк. Но древняя столица восстает из пучины только один раз в год, и каждый раз в новом месте. Предугадать, где это произойдет в следующий раз, невозможно.
А еще можно спасти город, когда над бушующим морем разносится звон колоколов, как сегодня. В этот час в соборе Кер-Иса вновь служат мессу. И если найдется смельчак, кто нырнет под воду, найдет церковь, постучит в окно и предложит священнику помощь в проведении обряда, то столица Арморики вынырнет из пучины.
Внутри росла тревога. Не пойдет ли Танги в море? Это была бы непростительная, самоубийственная глупость. Я смотрел в тарелку, не шевелясь, чувствуя, как цепенящий ужас от жуткой догадки сковывает мое тело.
Яркая, как молния, мысль поразила меня. Танги - смельчак! Не дослушав Жанну, я вскочил из-за стола и помчался в дом сестры.
- Маргарита! - я влетел внутрь без спроса, успев по пути вымокнуть от начавшегося дождя. - Где Танги?
- Он пошел к Эдуарду, - сестра вытирала руки о фартук, а рядом, за столом, сидели ее муж и дети. - Почему ты спрашиваешь?
- Хотел поговорить с ним. Прости. Тогда зайду завтра.
Может, мои переживания напрасны, и я зря напугал сестру? Я вернулся обратно и, сняв с себя промокшую одежду, тут же лег. За окном скулил ветер, и по его звуку я определил, что волны поднялись на десять футов, поэтому утром выйти в море будет нельзя. И в этих волнах мое воспаленное воображение рисовало тонущего Танги. И когда это происходило, я широко распахивал глаза и подолгу глядел в непроницаемую темень. Я всеми силами отгонял злые мысли, боясь, что призову беду.
Сон меня одолел только под утро, когда сумерки начали рассеиваться. Но тогда же пришлось и подниматься. Жанна пекла каравай, а я отправился к морю. Кер-Ис не поднялся со дна. Глупая легенда. Но где же Танги?
Я снова зашел к Маргарите, но домой племянник так и не вернулся. Не был Танги и у Эдуарда. Где он провел ночь? Где он теперь? Мы кинулись на поиски. Но мальчишки не было на острове, как и его лодки. Несколько суток, не переставая, днем и ночью мы искали Танги всей деревней. Хотя всё было и так ясно.
На седьмые сутки, бродя по краю острова, я обнаружил щепки, которые принесло море и выплюнуло на берег. Взяв одну из них, я увидел знакомый вырезанный символ. Две рыбы, чьи пасти касались хвостов друг друга. Так украшал свою лодку Танги. Вот оно, подтверждение его верной гибели. Я неосознанно провел пальцами по деревяшке.
Танги... Значит, презрев надвигающийся шторм, ты всё-таки отправился искать затонувший город. Глупый, никому не нужный поступок. Но если ты не пощадил себя, почему ты не пощадил нас всех? Как же мне теперь жить, не видя больше твою озорную улыбку, твои светло-серые глаза, не слыша твой голос, похожий на рокот моря? Танги...
Мне стал безразличен день, я его больше не отличал от ночи. Они слились друг с другом, превратившись в серые, безымянные сумерки, и я теперь продирался сквозь них, утратив чувствительность к холоду.
Я отнес щепку старосте. Он нисколько не удивился. Лишь вскинул брови, когда я попросил забрать деревяшку себе и, плюнув на окружающих, кто бы мог это видеть, положил ее в нагрудный карман, возле сердца, как самое дорогое сокровище.
Это всё, что осталось от тебя, Танги. Щепка с рыбами. Не видя никого перед собой, я хотел снова вернуться на берег. Мне было спокойнее возле твоей разбитой лодки. Я желал тебя оплакивать, ощущая, как рвались невидимые струны, как внутри всё перемешивалось и жевалось. Будто прежние чувства, какие я только знал, попадали под жернова невидимой мельницы и превращались в отвратительный гуляш непонимания и боли.
Староста окликнул меня, и я знал, зачем.
- Проэлла по Танги, - я с трудом произнес это, не давая заговорить ему. В ушах рокотало море, и я не желал слышать человеческий голос. Остров опустел, так почему тут еще есть люди?
- Сегодня, - кивнул староста, и я отправился выполнять ненавистный мне долг.
То, что Танги погиб, уже знала вся деревня, но я, соблюдая ритуал, должен был зайти в каждый дом, где жили родственники племянника, и сообщить им это.
- Ставлю вас в известность, что сегодня проэлла по Танги!
Лживые, искусственные похороны того, кого никогда не отдаст море. Сколько домов я обошел? Двадцать? Тридцать? Здесь все родственники друг друга, пусть и дальние. Море успокаивалось, спускалась ночь, когда я, наконец, подошел к дому Маргариты. По обычаю, я должен был сначала тайком заглянуть в окно, чтобы увидеть, как она хлопочет по хозяйству, и лишь после этого три раза постучать по стеклу.
Когда я зашел внутрь, сестра стояла посреди кухни, безвольно опустив руки. Она знала, что я скажу. Эту фразу знает каждый житель нашей деревни.
- Этим вечером у тебя проэлла, мое бедное дитя!
Сообщив это, я тут же вышел, чтобы не видеть приготовления, а дом заполонили причитающие и плачущие соседки. Я не хотел видеть, как стелят на стол белоснежную скатерть, как складывают крестом два полотенца и кладут поверх них две церковные свечи, связанные в виде распятия - образ покойного, как наливают в тарелочку святой воды и оставляют веточку самшита. Чем громче вопли и рыдания, тем лучше. Соседки старались, и порой в их криках было столько фальши, что мне было противно это слушать. Но я не мог уйти.
- Помнишь, мать-то Маргариты, покойница София, говорила, что когда Танги родился, то луну заволокли тучи. На роду ему было написано или утонуть, или быть повешенным...
Я обернулся и с ненавистью посмотрел в лицо одной из кумушек, которая так увлеченно рассказывала байки зевакам. Не выдержав моего наполненного бешенством взгляда, она смолкла и пошла в дом.
По моим расчетам, на лавки вокруг стола уже ставили зажженные свечи, а это значило, что погребальное ложе готово. Дом заполняли родственники покойного, кто-то читал молитвы, а я, равнодушный ко всем ритуала мира, бессмысленно смотрел в холодную тьму.
Вопль ужаса заставил меня очнуться от мыслей.
- Горит, горит!
Из дома начали выскакивать люди, повалил дым. Кто-то кинулся за ведрами, и я тоже. Расталкивая паникующую толпу, из обрывков фраз я понял, что свеча на лавке коснулась траурной скатерти, и та вспыхнула. Дурной знак. Это значило, что душа Танги не отправится ни в ад, ни в рай. Он застрял между мирами, злые духи не желают отпускать его.
Несколько ведер с водой помогли потушить стол, огонь не успел перекинуться на стены, и, к счастью, никто не пострадал. Только в пламени растаяли скрещенные
свечи, символизировавшие тело покойного, которое так и не успели отпеть.
Ночь я провел на берегу, возле щепок, глядя на липкую черную тьму и слушая клокочущее море.

[Дмитрий Крамер]

Часть 3

Соседки причитали недолго. Неделя, две, и стали забывать о Танги, о его неупокоенной душе, застрявшей в море. Маргарита постоянно молилась, но едва ли это могло помочь глупому мальчишке, а я дни и ночи думал о том, как же спасти его. Моя злость на Танги ушла в песок. Как я мог малодушно ненавидеть его за совершенную ошибку, если мальчишка сам наказан за нее больше, чем кто-либо мог ему пожелать?
Каждый вечер я приходил к морю. Жанна говорила, что морщины на моих щеках стали глубже, но какое мне было до этого дело? Я прислушивался к ветру, надеясь распознать знакомый голос. В деревне стали поговаривать, что я сошел с ума. Кумушки шептались, качали головами. Мужики при встрече со мной отводили глаза. Но я не мог предать Танги. Что-то внутри мне говорило, что я смогу ему помочь, и я желал это сделать, чего бы мне это ни стоило.
Прошла весна, кончилось лето, но ни разу Танги не дал знать о себе. И всё равно я приходил к морю. Я не терял надежду, угадывая, как это, наверное, трудно, слабой, хрупкой душе пробить толщу воды и вынырнуть на поверхность. Буря ли бушевала, или море охватывал штиль, в жару и холод я сидел на валуне, не спуская глаз с темного горизонта и держа в руке щепку с рыбами. В любую погоду я нес свою добровольную службу.
В одну из ночей перед первым ноября, когда все крестики проэллы, собранные за год, отправляют на кладбище, наконец мои старания увенчались успехом.
Сквозь рокот волн я услышал знакомые ноты. Танги... Это он звал на помощь. Я вскочил с места и кинулся в море. Я шел по колено в воде на зов, пока не увидел перед собой сотни мужчин и женщин с хвостами рыб. Голос Танги тонул в их жалобном гуле, но я напряг зрение, стараясь в эту лунную ночь отыскать его.
- Танги! - казалось, мой зов понесся к самому горизонту, и через минуту я почувствовал, как чья-то рука хватает меня за штанину. Его рука.
- Дядя!
Это был он. Вот только не загорелый и веселый, каким я знал его, а бледный, исхудавший, с огромным рыбьим хвостом вместо ног. Я опустился на колени и, не в силах себя сдерживать, прижал его к груди, беспорядочно целуя щеки и лоб. Я не смел касаться губ, чтобы не оскорбить.
- Дядя, спаси меня. Я знаю, ты меня любишь, я видел, как ты приходил на берег каждую ночь. Освободи мою душу!
Танги плакал. Я никогда не думал, что увижу его таким. Из его светлых глаз текли капли моря. Не утратившие силу руки сжимали меня, и я не знал большего счастья, чем чувствовать рядом с собой своего застрявшего между мирами племянника.
- Я готов. Что нужно? - я не думал. Я всё решил еще тогда, когда впервые сжал в ладони щепку с вырезанными на ней рыбами.
- Согласись занять мое место, и тогда моя душа отправится в иной мир. Но, - Танги отпрянул и посмотрел в лицо мне, - но ты останешься тут. Пока никто не согласится помочь тебе.
Я видел, как он боролся, как разрывался между стремлением освободиться и осознанием, что спасение его души принесет мне гибель. Я провел ладонью по его волосам, улыбаясь. Глупый.
Для меня было счастьем служить ему. Я мечтал о том, чтобы Танги принял мою жертву.
- Хорошо.
- Но ты один такой! - с неподдельным отчаянием воскликнул мальчишка, закрывая лицо руками. - Ты останешься здесь навсегда, как они. Видишь?
Танги обернулся, обводя рукой замерших русалок, на лицах которых замерла тоска пополам с любопытством. Ближе всех подплыла красивая девушка с длинными черными волосами и орлиным носом. В ее глазах пылала ненависть.
- Это принцесса Градлона? Которая погубила Кер-Ис? - я прижал к себе Танги, не сводя глаз с русалки.
- Она, - племянник произнес это шепотом и уткнулся лицом мне в грудь. - Это она не дает никому приблизиться к собору, она забирает души и превращает всех в русалок, кто только осмелится попытаться воскресить Кер-Ис. У нее договор с самим дьяволом... Смотри, вот он...
Танги почти не шевелился, он тяжело дышал, сжимая меня в крепких объятиях, ища защиты. А я разглядывал единственного обитателя подводного мира, который стоял на своих ногах. Скрестив руки, он похотливо улыбался, глядя, как мы обнимаем друг друга, будто знал, что я чувствую к мальчишке. Так вот, значит, какой дьявол. Безупречно красивый юноша, с черными, пустыми глазами. Сквозь шум моря я снова услышал голос Танги, только теперь он рассказывал совсем тихо, будто боясь быть услышанным.
- Дьявол пообещал, что женится на Градлоне, если она затопит город. Что якобы он сын царя морей, и Кер-Ис станет ее приданым. Она выкрала ключ у отца и открыла плотину. И теперь она не дает никому вернуть город суше, потому что тогда перестанет быть женой дьявола.
- А как же легенда, что Кер-Ис раз в год поднимается на поверхность? - я поглаживал по спине мальчишку, успокаивая.
- Это правда, потому что в день, когда город появляется из воды, Градлона принимает человеческий облик и делит ложе с дьяволом. А потом снова превращается в русалку.
Я отстранил от себя племянника, заставляя посмотреть мне в лицо. Он еще был заплакан, как ребенок, и я, добродушно кивнув, с улыбкой провел ладонью по его щеке.
- Танги, я тебя отпускаю.
- Но ты останешься тут навечно! Еще ни один человек не спас тех, кого забрала Градлона.
- И пусть, - не обращая внимания на русалок, я вытер слезы мальчишке и приблизил его лицо к своему, - только позволь мне один раз поцеловать тебя.
Танги приоткрыл бледные губы, собираясь что-то сказать, но передумал и сам коснулся меня, робко, явно не понимая, почему я попросил об этом. Я обнял племянника, как когда-то обнимал Жанну и, запустив пальцы в его спутанные мокрые волосы, начал жадно целовать, чувствуя во рту вкус соли. Он не сопротивлялся, позволяя мне сделать всё, что пожелает душа. И я делал, жадно покрывая поцелуями рот и щеки, желая утолить мучившую столько лет жажду. Когда, наконец, в моем сердце немного потеплело, я отстранил Танги и, кивнув, произнес:
- Иди к Господу, я тебя отпускаю.
И в тот же миг его красивое тело превратилось в водоросли, а море поглотил шум сотен голосов русалок. Их крики были настолько громкими, что, казалось, достигали самого неба, где появилось еще одно маленькое, белое пятнышко. Я лег на камни, глядя вверх, не думая ни о чем, когда увидел, как одна из ярчайших звезд приближается ко мне, превращаясь в очертания тела с огромными белыми крыльями. Ангел?
Я не верил своим глазам, но, увидев его, русалки замолкли и ринулись в пучину, и только я лежал, не в состоянии повернуться. Мое тело стало тяжелым, как свинец.
Между тем ангел уже стоял надо мной. Он протянул руку, помогая подняться, и тут я заметил, что мое тело так и осталось лежать, а вода стремительно отступала.
Взглянув на ангела, я вдруг понял, что он явился за моей душой. Но это озарение не вызвало у меня какой-либо радости. Что, если, отправившись на небо, я предам Танги? Что, если его сбросят обратно в бездну?
- Мое место теперь здесь, - я кивнул на море, где только что плескались сотни русалок. - Я вместо Танги, пусть он останется на небе.
Но ангел в ответ улыбнулся, и я понял, что мои страхи напрасны. Где-то внутри, будто хрустальный колокольчик, прозвучал Его голос: "Блажен, кто положит душу свою за друга своя". Мы устремились в небо.
Но я по-прежнему смотрел вниз, с трудом различая в темноте очертания Уассена. Вдруг море засветилось, вспенилось, и город, яркий, освещенный первым лучом восходящего солнца, вынырнул на поверхность. У меня перехватило дыхание. Правы были древние... Ни одна столица мира не сравнится с Кер-Исом. Я поднимался всё выше, не спуская глаз с воскреснувшего на несколько часов города. Это было чудо, праздник красоты и роскоши, вечной радости и богатства. Звонил высоченный собор, созывая прихожан на мессу, на площади суетились люди, а возле дворца дежурила стража. Жизнь кипела, билось сердце столицы Арморики. Я видел пестрые толпы, движущиеся по улицам, украшенным огромными статуями. Хотелось заглянуть в каждый уголок этого изумительного, прекраснейшего города.
Мой взгляд остановился на балконе дворца. Я увидел две фигуры, стоявшие лицом к восходящему солнцу и смотревшие на оживший город. Я узнал их. Это Градлона, приняв человеческий облик, встречала рассвет, обнимая своего возлюбленного, дьявола, чтобы через минуту отправиться в покои и разделить с ним ложе.
- Подождите! - я не мог оставить погибать город, видя, как много людей там. - Стойте! А как же Кер-Ис? Принцесса не дает ему воскреснуть!
И я снова услышал голос: "Город наказан. Он утонул не в волнах, но в грехах своих. И Градлона, подчинившись дьяволу, выполнила волю Господа. Кер-Ис будет под водой так долго, пока не искупит грехи свои". И в тот же миг небо озарилось ярким светом.


Заключение

Тело Франсуа нашли на берегу под утро. Он не утонул. Местный врач, осмотрев покойного, пришел к выводу, что причиной смерти рыбака стало не утопление, а болезнь сердца. Это значило, что Господь сам забрал его душу. Франсуа похоронили на местном кладбище, проведя все причитающиеся литургии, и, глядя, как долго не вянут цветы на свежей могиле покойного, местные поговаривали, что душа рыбака попала в рай.

[Fate Malfoy]

Очень красивая история, и хорошо написано. Очень здорово!

[Дмитрий Крамер]

Fate Malfoy, спасибо)

[Fate Malfoy]

Было бы помрачнее - почти в духе По)