Иная земля

[dmitri-kramer]

Автор: Дмитрий Крамер
Рейтинг: NC-17
Жанры: Слеш, Ангст, Драма, Реализм, Триллер
Предупреждения: Изнасилование, Насилие, Смерть второстепенных персонажей, Убийства, Упоминания самоубийства, Упоминания убийств
Другие метки: Персонажи-геи, Полицейские, Религиозные темы и мотивы, США, Серийные убийцы, Современность, Субкультуры, Элементы гета
Размер: Миди, 47 страниц, 12 частей
Статус: закончен

Описание:
В закрытой общине амишей все правильно и благопристойно. Чтобы так и дальше продолжалось, священник пытается уговорить тайного гея Дина жениться на какой-нибудь хорошей девушке. Однако тот безответно влюблен в мужа своей родной сестры Анжелы. Вскоре выясняется, что Анжела тяжело больна и может умереть.

1.


Святая святых — что с того, коли нет правды в ней?
Ты снова в Пути, и нет ни начала, ни края.
Командиры учили: «Всё лучшее будет потом!»
Но мы все здесь в раю, и нет иного нам рая!

Пилот, «Нет иного рая»


— Ты должен исповедаться перед общиной, — священник шел не спеша, глядя перед собой. Впереди простиралось поле, на которое ложилась простыня тумана. Его коротко стриженые волосы непослушно торчали в разные стороны, делая благочестивый вид немного смешным.
Дин знал священника с детства. И очень уважал его. Но сейчас он возражал, впервые.

— Публичная исповедь в конечном итоге приведет к избеганию* и отлучению**. Они меня не перевоспитают. И я себя не перевоспитаю.

— Но держать в секрете такое тоже нельзя, — Эдуард очень по-доброму улыбнулся, но Дин не обманывался. Стоит один раз грязный секрет предать гласности, тебя будут помнить и попрекать всю жизнь.

— Можно. Я же не собираюсь давать себе волю…

— Об этом и речи не идет. Как ты можешь даже думать об этом?! — священник остановился и посмотрел на Дина. Тот едва заметно покраснел.

— Я не это имел в виду. Я хотел сказать, что… Я проживу жизнь один.

— Это противоречит Орднунгу***, — строго заметил Эдуард, — я не понимаю, ты хочешь жить в общине, при этом уступая собственной прихоти, гордыне и эгоизму?

— Но я не могу любить женщину! Никакую! Вообще! — в отчаянии воскликнул Дин, и тут же опустил глаза, сообразив, что повысил голос на священника. Тот уставился на парня, и на его переносице образовалась морщина. Он был сильно недоволен.

— Кто еще знает о твоем секрете? — Эдуард не спеша пошел дальше. Стремительно темнело и оранжевое небо возле горизонта постепенно блекло, уступая ночной синеве.

— Люк, — тихо произнес Дин.

— А твоя сестра? Анжела?

— Тоже, — кивнул парень, — я в разное время говорил им… Ну, до того еще как они поженились.

— Во время румспринга?**** — уточнил Эдуард.

— Да, мы полгода жили в Орлеане, и я тогда сказал Люку…

— Как другу?

— Не только, — глухо произнес Дин.

— Как я понимаю, Люк не одобрил.

— Мне до сих пор стыдно, что я сказал ему, — парень не кривил душой. Он жалел о своем порыве. Потому что догадывался, что ни к чему хорошему это не приведет. И ведь все равно полез. — А Анжела знала раньше. Она и посоветовала сказать, чтобы потом вопросов не было…

— Посоветовала о твоих греховных мыслях сообщить своему будущему мужу? — Эдуард вскинул брови.

— Она хотела убедиться, что Люк любит именно ее.

— И он действительно любит именно ее, — кивнул священник.

— Да, к счастью. — Дин через силу улыбнулся. Он знал, что врет себе, но сказать иначе, конечно, не мог.

Поднимался ветер, деревья пропадали в сгущающейся темноте. Эдуард задумчиво брел по проселочной дороге, явно не замечая, что наступает ночь. Задумчивый, потрясенный. Для него не было секретом, что с Дином что-то не так. Но, видимо, он до последнего надеялся, что тот, как дитя, как Адам до вкушения яблока, не знает свой стыд, свою похоть. А он знал. И пускай он обещал бороться и вытравлять ее из себя, эта черная дыра в парне оставалась.

— Я не знаю, сколько тебе придется молиться, чтобы Господь тебя простил. Каждый твой день — грех. Да и по-хорошему тебе у нас делать нечего… — в темноте лиц уже было не различить, но Эдуард услышал сдавленный вздох и поспешил добавить. — Нет-нет, я не говорю, что ты должен уйти. Но тебе надо измениться. Ищи девушку, женись. Господь сказал: «Плодитесь и размножайтесь». В конце концов, тебе уже двадцать три. Посмотри на сестру. У нее скоро появится ребенок, а она младше.

Дин не ответил. Потому что не знал, что на это можно сказать. Впереди была тьма, такая же густая, как эта августовская ночь. И он не знал ни одного способа найти хоть какой-нибудь источник света.

Уезжать не хотелось. Он не видел своей жизни без общины, в которой вырос, в которой были самые близкие и родные люди. Их поселение насчитывало всего полсотни домов, оно было небольшим по меркам амишей и закрытым.

Иногда Дин думал о том, что на самом деле всех любит, как свою семью. Не зря же изначально в США приехало всего-то около двухсот «швейцарских братьев», от которых и произошли все амиши. Это было похоже на сотворение мира. И по сути, наверно, им и являлось. Мир амишей был внутри другого, развратного и враждебного. И только греховное притяжение к Люку убивало эту благодать, эти по-настоящему высокие чувства.

Дин никогда не думал, что хочет от своего друга детства, как видит их любовь. Он ее никак не видел, да и признался в тот день только потому, что это чувство кипело внутри, кипело по-доброму, оно просилось, требовало выхода. Хотелось обнимать Люка, целовать его тонкие губы, высокие скулы и огромные серые глаза. О другом Дин никогда не думал, не смел. И все позывы плоти воспринимал как что-то постыдное, нашептанное дьяволом.

Поэтому он испытал настоящую боль, когда это глупое признание обернулось крахом дружбы. Люк был разочарован, озлоблен и… испуган. Они больше не ходили вместе на рыбалку, не болтали о пустяках. Их связи оборвались и больше так и не восстановились. К чести Люка он не стал делиться секретом Дина, так что эта тайна так и оставалась тайной, пока члены общины не стали замечать, что по неизвестной причине Дин до сих пор не женился, и даже не увлекся ни одной из девушек.

И тогда за дело взялся священник. А Дин… Дин не умел обманывать. А теперь оказался в окончательном тупике. Еще до недавнего времени он надеялся, что сможет прожить свою жизнь в одиночестве и труде, одним глазом наблюдая за Люком, просто радуясь за его счастливую жизнь. Радуясь и завидуя. Но нет.

Что будет дальше? Избегание, отлучение. Или, пока не поздно, попытаться жениться. Но зачем ломать жизнь себе и невинной девушке?

Попрощавшись, Дин побрел к дому, невольно раздумывая о своей судьбе, находя, что в ней как-то мало справедливости. Да, он любил сестер — Анжелу, ту самую, на которой женился Люк, и малышку Мэри. Последней было четырнадцать. Их должно было быть больше, только мать умерла, не успев родить. Дин ее помнил, только со временем почему-то мама в его памяти стала приобретать черты Анжелы. Наверно, они действительно похожи. Только нет портрета, чтобы сравнить. У амишей не принято фотографироваться.

Двадцать три… В общине это слишком много для человека, который еще не женился. Люди косятся, не понимают, что с ним не так? Дину стало жутко от мысли, что все может вылезти наружу.

Он зашел в дом и, не зажигая керосиновую лампу, засобирался спать. Подъем с рассветом, надо успеть отдохнуть. Его домик был достаточно холодным, но опрятным. И очень маленьким, всего-то для одного-двух людей.

Отец жил в соседнем доме, со своей новой женой, которая родила ему пятерых. Мэри помогала за всеми ухаживать, но с мачехой отношения не сложились. Так бывает.

Дин разделся и лег на старую дубовую кровать, укрылся, но сон не шел ни в какую. В голове всплывали воспоминания, когда он жил в Орлеане. Почему-то вдруг подумалось, что, может, оно не так плохо, уйти из общины? Но тогда он никогда не вернется. А человеку надо куда-то возвращаться.

Сколько Дин себя помнил, в общине никогда ничего не менялось, да и не должно меняться, таковы традиции. Возле поля уже пятьдесят лет стоит все та же однокомнатная школа, где учился он, учились родители, дедушки и бабушки. Возле реки раскинулось кладбище, и его видно из каждого окна каждого дома, которые жмутся друг к другу, будто им не хватает места. Днем в них никого не бывает — все работают в поле, дети учатся, а совсем крохи проводят время в специальном доме малютки. Так проще для всех, иначе не выжить.

В общине пользуются только повозками и трудом лошадей, плугом и ручными инструментами для хозяйства. И только последние лет десять разрешили провести электричество, но только в подворье, ни в коем случае не используя его дома. Правда, часть жителей все равно против. Но если и это запретить…

Использовать рабочий инструмент в работе все равно удобнее и быстрее. Это раньше детская смертность была высокой, а сейчас… Людей все больше, а надо строить дома и амбары, чинить телеги и повозки, попадающие в бесчисленные ДТП.

Да сколько всего надо! А накормить всех?

Амиши не пользовались социальной помощью государства. А их община и вовсе не пускала властей на свою территорию. Они причисляли себя не просто к «старым амишам». В этом ответвлении традиции чтились сильнее чем в прочих.

Никто ни разу не был в больнице или в полиции, хотя официально к ним был прикреплен шериф, с которым виделся только епископ, чтобы подать списки родившихся и умерших — для отчета перед властями округа. Если шериф спрашивал о причинах смерти, ответ был всегда один и тот же: «По воле Господа». Этого хватает. В общине нет преступлений, а если что-то и происходит, то все решается внутри.

Самое страшное, что может случиться с амишем — это избегание. Если старейшины и епископ вынесут такое наказание, то это грозит полным одиночеством: даже за стол с тобой никто не сядет, не заговорит, не прикоснется. Ведь вокруг тебя темнота, в которой обитают демоны. Таково поверье. Если кого-то наказали, то это страшно и для преступника, и для всей общины.

Хуже только отлучение.

Дин боялся одиночества, и при этом знал, что сам навлекает его на себя. И, возможно, отлучение — это вопрос времени. Он ни на что не надеялся, только молился, чтобы Бог избавил его от страсти к Люку. Он обещал себе, что больше никогда не влюбится в мужчину. Не посмеет.

Не проходило и дня, чтобы Дин не перечислял в голове девушек общины, пытаясь ответить на вопрос: кого бы он хотел видеть своей женой? Но скромные, одетые в темно-серые платья и белые чепчики амиши не привлекали его. Тогда он стал выбираться в город, по делам. Он поглядывал на свободно гуляющих длинноволосых девушек, в коротких юбках и открытых маечках. Но не испытывал ничего, кроме досады и стыда за них.

Зато когда ему попадались парни, с широкими плечами, покрытые татуировками, с щетиной на острых скулах, Дин густо краснел, чувствуя смущение перед ними, боясь оглядываться и не находя в себе силы не смотреть.

Чем же был хорош Люк? Люк был мужественен и добр. Дин был уверен, что добр. А еще он был своим, родным, не страшным.

Но теперь это не имело значения. Тем более после того, как Анжела вышла за него замуж. А теперь, когда под тяжелой юбкой просматривался живот, и вовсе мыслить о чужом муже было кощунственно.

Примечания:
*Избегание — вид наказания, при котором члены сообщества ограничивают все контакты с нарушителем, чтобы посрамить его и указать на ошибочность его пути.

**Отлучение — полное прекращение контакта с человеком и изгнание его из общины.

***О́рднунг (нем. Ordnung) — религиозные правила жизни, принятые у амишей и меннонитов старых порядков.

****Румспринга — подросток в возрасте от 14—16 лет и до того момента, когда он сделает окончательный выбор: принять крещение и стать членом Церкви амишей либо покинуть общину амишей.